Преступление и наказание. Часть 2
Категории:
Традиционно
Измена
В попку
Романтика
Бисексуалы
Фантазии
Эротическая сказка
Лесбиянки
Подчинение и унижение
— Ножку сюда, детка! Выше, выше… вот так! Выгнулась, голову назад… таак… Снимаем!
Сверкал магний — и глаза Габби сами собой жмурились, как она ни старалась «зажать» веки. Фотограф ругался, и все начиналось сначала.
Габби уже была в одних кружевных панталонах и маечке. Их подарил ей Джейсон на день ангела… Лицо ее впервые после свадьбы было подмалевано, только куда ярче и гуще, чем тогда, и локоны живописно растрепаны по плечам и спине. Косметика резко подчеркнула чувственность ее лица, ставшего кричаще красивым, как закаты на картинах.
Она сидела на кровати под бархатным балдахином. С улицы доносились треньканья трамваев и музыка, гремевшая из забегаловки напротив.
— Тааак… Теперь откинься на подушку… Грудь вперед… да ты знаешь, где у тебя грудь, радость моя деревенская? Воот… Вот так… А теперь снимай маечку.
— Что? — у Габби вдруг озябли руки.
— …Прекрасная, бесконечно добрая и нежная леди, если вы согласитесь, деточки мои будут здоровы, клянусь святым крестом, — засуетился тип, который привел Габби сюда. — Такие фотографии мы продадим по семьдесят, а то и по восемьдесят центов… и поверьте, что в голом теле нет ничего такого, если оно прекрасно! Все великие художественные тузы рисовали голых, то есть обнаженных… этих… позерщиц, и всяких там роскошных нимф, и эти картины висят в музеях, и на них смотрит мистер мэр с супругой, и даже пасторы, если вы в курсе дела…
Это была правда. Габби знала это: Джейсон водил ее в картинную галерею, впечатлившую ее до дрожи, и у них дома даже были два альбома — Рубенс и Энгр, — которые она любила перелистывать, придумывая истории про героинь и втихаря сравнивая их тела со своим. Ее остро интересовало, как же это они раздевались перед художниками, и есть ли такой закон, делающий художественные раздевания приличными? «А чем я хуже их, в самом деле?..» Тип не врал, и Габби вдруг похолодела…
— …Вы живете с таким богатством, а другие должны страдать! Бог дал вам капитал, а вы не хотите им делиться, не хотите спасти несчастных больных деточек, добрая и прекрасная леди! Разве это по-божески? разве вас так учил ваш пастор?
— А если эти фотографии увидит кто-то, и меня узнают? — хрипло спросила Габби.
— Никто вас не узнает, прекрасная леди, на вас сейчас краски столько, что и родная мать вас не узнает. А хотите — мы вас еще подмажем. Эй, Мэтью!
Толстый фотограф подошел к Габби — и еще гуще накрасил ей веки, брови, губы и щеки, превратив личико Габби в вызывающе-сексуальную маску.
— Ну вот!.. Я и сам вас не узнаю, клянусь святым крестом! Снимайте осторожно, чтобы не смазать красоту, едрить его в рот!..
Ноги Габби вдруг сделались ватными. Раздеваясь перед Джейсоном и млея от сладкого стыда, она всегда отгоняла от себя запретную мысль: а что чувствуешь, если раздеваться перед другими? Две пары глаз нетерпеливо смотрели на нее, и она, думая «что же я делаю?», вдруг приподняла руки и медленно стащила с себя маечку. Ощутив наготу грудей — облилась внутри зябким кипятком и зажмурилась, но тут же открыла глаза, глядя на своих искусителей…
— Таак! Молодцом, малышка! Откинулась назад… маечку держишь в руке… Грудь повыше… какая она у тебя сексуаль… а я что? я ничего! не пихайся, Микки, мать твою!.. Снимаем! Еще!… Таак, а теперь долой панталончики, детка!
Фотографу пришлось повторить эту фразу дважды, — но Габби не нужно было уговаривать, просто руки не слушались ее. Голые ее соски, набухшие тугими абрикосами, мало-помалу разгорались, и Габби старалась не думать, что же будет дальше…
— Давай же, малышка, давай, давай, давай — гоготал Микки, как гусь. «Он и вправду похож на гуся: шея длинная, нос тоже длинный, красный…» Габби стягивала с себя панталоны, представляя гуся с длинной шеей и красным носом – как он гогочет и переваливается, растопырив крылья…
— Таак! Уй, сколько шерсти там у нас!.. Теперь растопырила ножки… не сильно, чуть-чуть… молодцом, детка! Снимаем!..
Габби вдруг поняла, что она полностью голая, и на нее смотрят двое незнакомых мужчин.
Чувство это было таким острым, что у Габби закружилась голова. Тело ее вдруг стало ватным и невесомым, и Габби чувствовала только соски и гениталии, набухшие липким холодком. Стыд распирал ее, и сознание цеплялось за клятву Гуся, за его больных деточек, для которых Габби зарабатывала «своим богатством», и за неписанный закон, позволявший раздеваться для художников. «И фотографов», убеждала себя Габби, послушно принимая требуемые позы; «я уже много заработала для деточек Гуся», думала она…
Ее тело налилось знакомой томностью, к которой примешивался новый горьковатый привкус бесстыдства. С каждой секундой она возбуждалась все сильней, и все сильней боялась показать это. Ей вдруг захотелось выгибаться, кататься по кровати, раздвигать ноги, выпячивать влажные гениталии – и Габби изо всех сил старалась быть неуклюжей, цепляясь за свою стеснительность. Чувство полной наготы, пьянящее, как пунш, обволокло ее тело и мозг…
— Ты какая-то скованная, детка. Расслабься, тут все свои… На вот, выпей, — Мэтью налил ей, и Габби, никогда не пившая ничего крепче пунша, схватила стакан и залпом осушила его. С полминуты ее глаза бессмысленно круглились, а щеки краснели, как два граната. Затем она вдруг улыбнулась до ушей и прохрипела:
— У вас тут отменили Сухой закон?*
________________________
*С 1919 по 1933 г.г. в США действовал закон, запрещавший торговлю алкогольными напитками. — прим. авт.
— А ты догадлива, детка! — хохотнул Мэтью, налив ей второй полный стакан. Габби, поколебавшись, поднесла его ко рту и выпила маленькими глотками. «Один раз можно», думала она… Мэтью похотливо облизывался, но Габби ничего не замечала: огненные глотки растеклись по ее телу, сжигая стыд, и ей вдруг стало легко и азартно. «Как на охоте», думала Габби…
Снизу грянула чья-то пьяная песня, нелепая, как хрюканье, и Габби расхохоталась, хлопнув в ладоши.
— Как весело у вас тут поют! Наверно, он выпил такого же пойла?
— Не знаю, едрить его в рот!.. По-моему детка, тебе скучно. Нужно тебя развлечь. Сейчас мы пригласим тебе приятеля…
— Вот этого мужчину?! — Габби резко подобралась, несмотря на хмель.
— А ты думала… — Мэтью снова захохотал — и осекся, глядя на Гуся Бобби.
— …Он шутит, прекрасная леди, шутит! Не бойся, детка, просто мы сейчас позовем одну девушку, чудесную девушку Пэгги, и поснимаем вас вдвоем, чтобы тебе не было скучно…
— Ах, девушку? — Габби заулыбалась во весь рот. — Тоже натурщицу?
— Натурщицу, натурщицу, — гоготал Гусь, подмигивая Мэтью. — Вы понравитесь друг дружке… Да что это за пьяное рыло там орет? Мэтью, старый барсук, сходи-ка, погладь певуна по головке… Заодно и зазови Пэгги.
— С радостью и удовольствием, — оскаблился Мэтью и вышел. Габби сладко потянулась всем голым телом, натянув груди, и Гусь засопел; бормоча ругательства, он быстро сиганул за аппарат и успел дважды сверкнуть магнием, пока вставшая Габби вытягивалась, расправляя свое тело.
У нее были большие груди ровно-круглой формы, не сплющенные и не обвисшие, вкусные, выпуклые и тугие, как мячики. Казалось, что нежная их кожа должна пружинить, как каучук. Возбужденные соски ее припухли, выпирая темными конусами в стороны. Тело Габби было нежным и гибко-текучим, хоть и не худым; на нем не было ни одной складочки, и нигде не выпирала острая кость — все углы скруглялись пружинистыми изгибами, плавно обтекавшими фигуру. Бедра, если смотреть на них анфас, казались тяжелыми в сравнении с талией, гибкой, как лоза, — но в профиль ее попка, оттопыренная назад, смотрелась упруго и подтянуто. Ноги и руки, ровно-стройные, плавные, закругленные без полноты, двигались с грацией, от которой распирало дыхание. Особенно изящны были плечики, гибкие, круглые, подвижные, плавно повторяющие округлость грудей.
Вся Габби была смугло-розового оттенка, нежного, ровно-матового сверху донизу. Между ног топорщились рельефные створки гениталий, поросшие черным пухом, таким густым и длинным, что он выпирал на фоне тела чернильным пятном. Габби ужасно стеснялась своих зарослей, и первое время даже всхлипывала от стыда, когда Джейсон наводил в них порядок расческой. Они вились так же, как и шевелюра, и все ее стыдное хозяйство выдавалось кудрявым холмиком вперед. Глядя на него, Гусь хватался за штаны…
Габби разминала тело, ощущая вкусный жар в каждой клеточке. Чувство наготы по-прежнему распирало ее, но удовольствие от бесстыдства пересилило все «но», и Габби внушила себе: «я просто работаю, работаю натурщицей, чтобы помочь тем, кто несчастней меня…»
— Чертов Клайд уполз с вахты за выпивкой, и теперь к нам лезет всякое дерь… — раздался голос Мэтью, тут же перебитый другим, густым и грудным:
— Уууу! какая лапочка! какой пупсик! Парни, где вы откопали такое сокровище? Деточка, как тебя зовут? Давай познакомимся!
Габби еще никогда ни с кем не знакомилась голышом, и ее снова пробрали мурашки.
Пэгги была пухлой брюнеткой лет двадцати пяти, знойной и бесстыдной. На ней не было ничего, кроме косметики и кружевного халата. «Это же развратная женщина», думала Габби, «почему она здесь, почему она так смотрит на меня, и почему я так волнуюсь?»
Пэгги подплыла к Габби — и так непринужденно облапила ее, что Габби не успела отстраниться. Звучно чмокнув ее в щеку, Пэгги провела рукой по голой спине Габби, глядя ей в глаза долгим масляным взглядом… Габби пробрала дрожь; а Пэгги, не отнимая руки, нежно щекотала ее кожу кончиками пальцев и завитками волос, отчего Габби покрылась мурашками вся, с головы до ног, и к горлу ее подкатил щемящий ком, ударив кровью в щеки…
— Ты прелесть, плавная, мягкая такая, — мурлыкала ей Пэгги. Голой Габби было приторно и страшновато. С женщиной в ее сознании не связывалось «ничего такого», и Габби не понимала, почему Пэгги так смотрит на нее, и почему ей, Габби, так волнительно и зябко от ее ласк.
Пэгги не скрывала своего возбуждения, радуясь Габби, как лакомству; она пела ей сюсюкающие нежности, поглаживала ее все требовательней, цепляя как бы ненароком сосочки, отчего Габби вздрагивала, пронизываясь разрядами тока, — и наконец обвила руками ее шею, щекоча губами ухо и слегка подлизывая язычком внутри…
У Габби помутилось в голове. Растерянность смешалась в ней с одуряющей сладостью язычка Пэгги: Габби не знала, что делать и говорить — и не делала ничего, отдаваясь своей соблазнительнице, — а та шептала ей нежности, от которых скребло в сердце, и щекотала ее влажными губами; затем спустилась ниже, обволакивая Габби паутинкой скользящих касаний — и нежно обхватила ее, подминая пальчиками тело — все сильней, и требовательней, и горячей…
— Лапуся моя, тебе нравится? Вижу, вижу, что нравится моей куколке, карамельке, сладенькой такой, — пела ей Пэгги. Внезапно она сбросила халат и прижалась к Габби голышом, грудь к груди.
Сверкали молнии магния, и Габби вздрагивала, плавясь от прикосновений голой Пэгги. К ее груди впервые прижалась мягкая женская грудь, цепляя ее соски своими сосками, и это было так странно и сладко, что Габби задохнулась. Вся она вдруг покрылась сладкими мурашками, с ног до головы, и из гениталий ее текло, как из масленки.
Габби была уничтожена, размазана, как кусочек масла, ей хотелось провалиться в никуда — или отвечать, неистово отвечать Пэгги, сверлить языком ее жадный рот, карабкаться на ее тело и месить его, как тесто… Пэгги уже мяла ей грудь, сдавливая соски, и руки Габби бессознательно ползли к пухлому телу, к рукам, мучившим ее, и скользили по ним, вовлекаясь в ритм ласк. Между ног Габби горел влажный огонь, истекавший из нее, как сок из надрезанной груши…
Габби ничего не знала о лесбийских ласках, и невежество сыграло с ней злую шутку. Она опомнилась только тогда, когда рука Пэгги уже вибрировала в складках ее гениталий, исторгая из них щедрые потоки любовного сока, липкого, как мед. Габби пыталась отстраниться, оттолкнуть Пэгги — и не могла: наслаждение засосало ее, и уже близко был оргазм, желанный и стыдный; тело не подчинялось ей, и по щекам Габби текли слезы…
То, что произошло вслед за этим, заняло две, от силы три минуты. Истаивающая в сладком дурмане Габби вдруг вздрогнула от громкого пьяного голоса:
— Оооо, какие нежности! Девочки, куколки мои, продолжайте! Мэтью, ты уже ебал их, старый барсук, или они еще неебаные у тебя? Лижитесь, девочки, сколько угодно; все равно настоящий трах – только с мужиком… Деточка, сладкая моя, да ты, кажется, новенькая? Какая ты охуенная, я просто в нокауте! Микки, где ты откопал такое золотко? Ты по адресу, детка: здесь тебя выебут так, как не ебут во всем Х-Сити. Ты сможешь брать по доллару за сеанс и заживешь, как хуй в пизде…
— Гарри, еб твою мать, пошел нахуй отсюда! — зашептали ему Мэтью с Гусем, но Гарри оскаблился и сунул руки в карманы:
— Ага, а Клайд ваш полощет горло горяченьким в «Трезвом Досуге», и я вошел!.. Смерть как хочется ебаться! Чур, новенькая моя! Ай да сиськи у тебя, бэби! Микки, небось, напел тебе про деточек, ха-ха-ха? Микки, ты снова пел ей про своих больных деточек, ага?
Гарри веселился, пошатываясь и держа руки в карманах. Габби вдруг подхватилась:
— А что, это неправда?
— Ой, ну только не надо рассказывать, что ты поверила этой хуйне, не надо! – Гарри игриво погрозил ей пальцем. – Все вы знаете, зачем вас сюда ведут, и идете с кайфом, потому что все вы – суки, и все любите, когда вас раздевают и ебут, ебут, и еще дают за это бабки… Мэтью, иди нахуй, понос крысиный!
Мэтью выпроваживал Гарри прочь, но уже было поздно. Габби вскочила и сверлила потемневшими глазами своих искусителей. Руки ее дрожали.
Ей хотелось или умереть, или разнести здесь все в клочки. Она отпихнула Пэгги, хватающую ее за грудь, шагнула к Гусю — и с размаху влепила ему пощечину, от которой тот чуть не упал.
Раздались вопли изумления. — Ах ты, сука! – прохрипел Гусь, отводя руку для удара, – но Габби, размахнувшись, врезала ему под дых, и он с хрюканьем отлетел к самой двери.
— Ха-ха-ха! – захохотал Гарри. – Ай да крошка! Детка, ты мне нравишься! Дай-ка мне обнять те…
Недоговорив, он громко хрюкнул, отлетев туда же, куда и Гусь. Пэгги визгливо захохотала, крикнув: — Дай им, детка, дай им! Мне так хотелось всю жизнь врезать этим мразям, но недостало сил!..
Мэтью, опомнившись, ухватил Габби за плечи, — но она, ловко вывернувшись, врезала ему вдвое сильней, и он рухнул всей своей тушей на кучу хлама. Гарри с Гусем, растрепанные и багровые, подбирались к Габби, но получили щедрой добавки — и снова отлетели к двери.
Пэгги визжала от восторга. Голая Габби двигалась стремительно и яростно; волосы ее разметались густой гривой, мускулы, ранее незаметные под кожей, натянулись, как струны… Нежная Габби превратилась в настоящую фурию. Еще в детстве, когда Габби доставалось от мальчишек, отец научил ее драке. Ее тело, нежное и тонкое с виду, было сильным, как у гепарда; юность, проведенная в горах, в лазаньях по скалам, в бесконечных конных объездах, закалила Габби — и даже год, проведенный в городе, не разрыхлил ее тела. Оно все время требовало расхода энергии, и Габби упрашивала Джейсона бороться с ней и играть в чехарду и в догонялки. Победа почти всегда доставалась ей, и Джейсон относился к этому философски: в конце концов, что плохого в том, что твоя жена сильней тебя?
…Оставив вокруг себя три хрипящих тела, Габби развернулась к кровати. Встретив ее мутный взгляд, Пэгги взвизгнула и отскочила прочь. Подбежав к кровати, Габби сбросила в пыль все кружевные подушки, старательно уложенные друг на друга, и затем вцепилась в точеную ножку балдахина, быстро отломав ее. Громоздкая конструкция рухнула, — но Габби было этого мало, и она разодрала верхушку балдахина на мелкие кусочки, разбросав их по всей комнате, после чего застыла в нерешительности, глядя на фотоаппарат. Ее удерживало только уважение ко всяческой технике, жившее в ней с тех пор, как ей подарили фонограф…
Неизвестно, чем закончились бы раздумья Габби, если бы из двери вдруг не раздался знакомый голос:
— Эй, ребята, где вы там? Заберите прочь своего Клайда, а то он нализался и не дает нам играть, папу его расперетак… Бог ты мой! Что здесь происх… ГАББИ?!
Джейсон застыл, раскрыв рот, — а голая Габби, окаменев на миг, вдруг ринулась к нему и, громко всхлипывая, спрятала голову у него на груди.
Пэгги опасливо выглядывала из-за шторы и кричала:
— Она не виновата! Не виновата! Не вздумай бить ее, Джейсон, слышишь?!..
***
Джейсон молча вел Габби, кое-как одетую, домой за руку, изо всех сил стараясь сохранить суровое выражение на лице. Это было нелегко, так как щеки его то и дело расползались в стороны — стоило ему только вспомнить три мужских тела, мешками лежащие по углам.
Он очень быстро все понял и нисколько не сердился на Габби, а напротив, жалел ее, как ребенка, — но что-то подсказывало ему, что нужно хранить суровую мину, и он шагал большими шагами, а Габби тащилась за ним, шмыгая носом и заискивающе заглядывая ему в лицо.
Войдя в квартиру, он притянул Габби к себе и отчеканил, сдерживая подрагивающие уголки губ:
— Итак, Габриэла Трэвис, в девичестве Киркпатрик, одна тыща девятьсот третьего года рождения… Ты нарушила запрет мужа не ходить в Даун Таун. Ты предавалась блуду и разврату в непотребном виде с мужчинами и женщинами… Какое наказание ты выбираешь для себя?
Габби жалобно смотрела на него. Она все еще была пьяна водкой и собственным буйством, и поэтому отнеслась к его словам слишком серьезно.
— Не знаю… — пролепетала она, пряча глаза.
Джейсон смотрел на ее дрожащее лицо, на полуоткрытые губы, на румянец, просвечивающий сквозь остатки грима…
— В таком случае я сам выберу тебе наказание, — сказал он. — Раздевайся!
Габби удивленно глянула на него, но, не посмев ничего сказать, расстегнула дрожащими руками платье и медленно стащила его.
— Полностью раздевайся. Догола. — жестко произнес Джейсон, и Габби сняла измятую маечку, а затем и панталоны. Ее тело, розовое от водки и неутоленного желания, непроизвольно выгнулось, обрадовавшись наготе.
— Иди ко мне. Ближе. — командовал Джейсон, глядя на вздыбленные соски жены. Не выдержав, он сам шагнул к ней — и впился губами в ее губы. Габби ахнула — и обмякла, обхватив Джейсона руками и коленками.
— …А теперь ложись. Нет, не так. На животик. Как тогда, когда ты болела и я ставил тебе банки. Вот так…
Задыхаясь после пятиминутного поцелуя, Габби легла на кровать, выпятив попу и боязливо глядя на мужа.
— Сейчас мы приступим к твоему наказанию, — говорил Джейсон, наклоняясь к ней. — Уууу, какая шерсть! — говорил он, раздвинув половинки попы и щекоча пальцем кудрявый пух, вьющийся почти до самого ануса. — Какие меха! Интересно, что это: ангора или морской котик?
— Джейсон!.. — пискнула пунцовая Габби.
— …А что у нас там, в глубине дремучих зарослей? А ну-ка раздвинь ноги, женщина! — командовал Джейсон. Габби послушно раздвигала ноги, зажмурившись и пряча лицо в подушку. — Ууууу! А что это у нас такое розовое и липкое, как пончик? Такое мокрое-мокрое, и горячее, и розовое, и течет липким соусом… — приговаривал Джейсон, поглаживая створки лона, недоласканного Пэгги.
— Джейсон, замолчи! — мычала Габби в подушку.
— Бу-бу-бу? Вы что-то хотели мне сказать? — Джейсон нагнулся к распахнутому хозяйству Габби. — Этот соус, наверно, сладкий? Сладкий и горячий? — пел он, касаясь кончиком языка розовой раковинки. Габби замычала и дернулась, но Джейсон придержал ее за бедра: — Тихо! Лежать! — и продолжал облизывать ее раковину, погружаясь языком все глубже…
— Джейсон!.. Что ты делаешь?! Ты хочешь, чтобы я умерла? Боже, как стыдно, Джейсон! Аааа! — ныла Габби, извиваясь под ним. Джейсон лизал ее все настойчивей, не обращая внимания на ее протесты, — и вскоре Габби издавала только бессвязные стоны, надеваясь распахнутой раковиной Джейсону на лицо…
— Уффф! Ай да фонтан! Чуть не захлебнулся, — сказал Джейсон, вытирая липкие капли с подбородка. Габби, брошенная им в полушаге от оргазма, извивалась и выла, позабыв все слова. — А теперь мы перейдем к следующей картине нашего шоу, то есть наказания… Какое у нас тут все розовое и шерстяное! — умилялся Джейсон, щекотал промежность Габби и говорил ей бесстыдные, невозможные слова, чтобы застыдить жену до полусмерти. — А что это у нас за дырочка? Уууу, знаю: мы отсюда какаем. Мы отсюда набиваем наш большой красивый унитаз…
— Джейсон!!! — визжала Габби, пытаясь сомкнуть ноги, — но Джейсон не давал ей, крепко удерживая ее всем телом, и Габби бессильно стонала, пока он массировал пальцем колечко ануса и нежную кожу вокруг него. — Джейсон! Возьми… сделай со мной все, что хочешь… но только… не стыди меня так! Я сейчас умру! Джейсон!..
Но тот разделся догола, обнажив огромный член, затем взял баночку глицерина, смазал им свой агрегат — и принялся мазать анус Габби…
— Джейсон, нет! Ну пожалуйста, любимый, миленький, ну не надо! Не наааадо! — плакала Габби, растопыриваясь попкой, как мидия. Достав каучуковый мячик, Джейсон тщательно вымазал его в глицерине, затем раскатал в трубочку — и ввел до конца в раковинку Габби, немедленно взвывшей, как кошка. Она не знала, что делает ее муж, и думала, что он вошел в нее, как всегда…
Но Джейсон залез на Габби, нащупал под ней груди — и взяв их, как вожжи, в руки, стал аккуратно буравить членом ее попку, приговаривая:
— Вот тебе, вот тебе!.. Будешь слушаться?.. Будешь ходить где попало?.. Будешь раздеваться перед кем попало?.. Будешь? Вот тебе, вот тебе!!! — хрипел он, вдавливаясь в Габби до упора, — а та лопалась от приторного огня, рвавшего ее на части. Огромный член распирал ее до пупка, наполняя Габби невыносимой полнотой, — а влагалище заполнила тягучая масса, щекотавшая все зудящие стенки одновременно.
Джейсон все яростней скакал на ней, попутно терзая ее груди, и Габби все сильней вдавливала голову в подушку. Она не понимала, что распирает ее срамоту — и мучилась тройной мукой стыда, неизвестности и утробного, животного блаженства. Долгожданный оргазм быстро и щедро разлился в ней, облепил ее изнутри сладкой щекоткой, наполнил ее до ушей — и Габби благодарно выла, кусая подушку и пуская слюни…
Джейсон хотел приберечь каучуковую игрушку для Габби на день ангела, но вовремя сообразил, что она придется как нельзя кстати для «наказания». Они с Габби уже занимались анальным сексом — целых два раза; и всякий раз Габби умоляла Джейсона, чтобы такого больше не было. Она получала острейшее наслаждение, но ее воспитание не позволяло ей принять такую срамную ласку, и бедная Габби умирала со стыда, обтягивая попкой огромный член мужа…
***
Две недели спустя Джейсон, придя с работы, обнял жену и прикрыл ей глаза ладонью.
Когда он отвел руку — Габби вскрикнула: перед ней веером лежали фотографии голой женщины, сидящей на кровати под балдахином.
— Доллар десять центов штука. Там были еще парные, с Пэгги, но я решил их не брать, — сказал Джейсон, пряча улыбку.
Женщине было на вид не менее тридцати лет. Ее лицо с огромным хищным ртом и черными бесстыдными глазами выглядело так, что…
— Знаешь, Джейсон, — сказала Габби, помолчав минуту, — хоть в одном-то Гусь не солгал. Меня здесь… ну просто невозможно узнать. Это не я.
— Да, ты права, — согласился Джейсон, нежно стягивая с нее блузку.
порно мать с подругой трахнула сына, инцест скачать онлайн видео, мать трахнула своего сына порно видео, трансы вора трахнула, кончи внутрь нарезка i, парни трахнули толпу студенток i, извращенный инцест рассказы, фистинг полным дамам, выебал соседку история, бесплатные фото и видео фистинга, похотливый дед трахнул горничную, видео папа и сын ебут старую бабу, Секс в машине с привлекательной любительницей необычных мест, трахнуть стройную грудастую, жесть ебут в рот, порно рассказы деревня инцест, инцест по китайски онлайн бесплатно, порно онлайн инцест русское бесплатно без регистрации, дойки кончить внутрь, смотреть как лошади ебут женщин, ебут пьяную спящую женщину, трахнуть домохозяйку онлайн, смотреть как трахаются русская семья, трахнул подругу утром, сквирт супер смотреть онлайн, смотреть видео как трахаются нудисты на пляже